Игнац Земмельвайс – спаситель матерей
страницы: 72-76
Родился Игнац Земмельвайс в 1818 г. в венгерском городе Пеште и был пятым ребенком в семье преуспевающего коммерсанта. По окончании начальной школы и католической гимназии в Буде (Офен) Игнац поступил в Пештский университет на курс философии. Через два года по настоянию отца он переехал в Вену, чтобы продолжить образование в школе права. Однако юридическая карьера не очень прельщала юношу – ему больше нравилась медицина. Родители не стали препятствовать такому выбору сына, и он начал учиться в высшей медицинской школе при Венском университете. После года обучения вернулся в Венгрию, продолжив образование в Пештском университете. Однако очень низкий уровень преподавания медицины на родине вынудил Земмельвайса снова переехать в Вену. Его учеба совпала с началом возрождения естественных наук в Австрии. В Венском университете в то время работала целая плеяда известных ученых-медиков – Рокитанский, Шкода, Гебра, – которые оказали большое влияние на формирование взглядов Игнаца.
В 1844 г. по окончании медицинского факультета Венского университета он получил звание магистра акушерства и гинекологии, представив работу De vita plantarum, а также получил специализацию по хирургии.
К 1846 г. Земмельвайс уже дважды прошел практический курс акушерства в Первой акушерской клинике и потому обратился к директору этого учреждения профессору Клейну с просьбой о предоставлении ему места ассистента. Его приняли, но, как оказалось, лишь временно – предшественнику Игнаца доктору Брейту продлили договор еще на два года. К счастью, год спустя Брейт получил профессорскую кафедру в Тюбингене, и место ассистента окончательно было закреплено за Земмельвайсом.
При Венском госпитале было два родильных дома. Первый, которым руководил Клейн, предназначался для практических занятий врачей и студентов; во Втором, руководимом Бартшем, обучались акушерки. Оба они обслуживали преимущественно беднейшие слои населения Вены, поскольку были бесплатными.
Доктору Земмельвайсу бросился в глаза огромный разрыв в количестве заболевших и умерших рожениц в этих двух отделениях. В первый месяц его работы в клинике из двухсот рожениц умерли тридцать шесть. Молодой врач пришел в ужас. Он никогда не предполагал, что столько женщин вынуждены платить собственной жизнью за рождение ребенка. Еще больше его потрясло то, что все врачи считали такое положение вполне нормальным. Согласно учениям того времени, женщины погибали от «атмосферно-космической» эпидемии, вызываемой невидимыми «миазмами», борьба с которыми была совершенно безнадежной. Никто не задумывался над тем, что в соседней клинике этого же госпиталя смертность была в несколько раз ниже. Условия были одинаковые, разве что в клинику Бартша не допускались студенты. Версии причин высокой смертности по мнению коллег Земмельвайса были совершенно абсурдными. Одни убеждали Игнаца, что Первая клиника пользуется дурной славой и роженицы, поступая туда, испытывают страх. Другие обвиняли в заболевании католического священника, который ходил с колокольчиком и расстраивал роженицам нервы. Говорили об особом контингенте этой клиники, состоявшем преимущественно из бедных пациенток. Заявляли о грубом исследовании рожениц студентами и о стыдливости женщин, поскольку им приходилось рожать в присутствии мужчин…
То, что в Первой клинике роженицы умирают чаще, было широко известно жителям столицы. Многие женщины умоляли Земмельвайса направить их во Вторую клинику, которая была и без того переполнена. Нередко беременные предпочитали рожать на улице, причем смертность после уличных родов была ниже, чем в клинике Клейна. Этот факт особенно озадачил доктора.
В то время родильная лихорадка становится постоянным спутником родов и по смертности из всех болезней занимает первое место; в то же время клиника Клейна – первое место среди всех родильных домов Европы по количеству умерших рожениц. По данным статистики, за 60 лет в XIX веке в одной только Пруссии от этой патологии умерли 363 624 роженицы, т.е. больше, чем за этот же период от оспы и холеры вместе взятых. Смертность 10% рожениц считалась вполне нормальной, а в отдельные годы родильная лихорадка уносила до 30% и более жизней женщин, рожавших в клиниках. Предполагалось, что эта болезнь носит эпидемический характер, при этом существовало около 30 теорий ее происхождения. Вскрытия всегда показывали одну и ту же картину – смерть наступила от сепсиса.
Проблема родильной лихорадки тогда стояла так же остро, как сегодня перед человечеством стоит проблема рака и сердечно-сосудистых заболеваний, а Земмельвайс оказался в ее эпицентре. Он подсчитал, что за период 1840-1845 гг. смертность в Первой клинике была в три раза, а в 1846 г. даже в пять раз выше, чем во Второй. По данным статистики, в клинике Клейна смертность достигала 31%. В течение одного года в ней из 4010 рожениц умерли 459 (11,4%), в то время как в клинике Бартша из 3754 рожениц – лишь 105 (2,7%).
Между тем методика родовспоможения в обеих клиниках была одинаковой. В чем же крылась причина высокой смертности? Более двух лет Земмельвайс мучительно думал над этим вопросом, непрерывно наблюдая смерть рожениц. И наконец пришел к странному, на первый взгляд, выводу: в клинике профессора Клейна работают студенты, которые приходят на роды непосредственно из анатомического театра и ухаживают за роженицами, даже не вымыв рук. Они и являются переносчиками болезни. А во Второй клинике работают только акушерки, которые в прозекторской не бывают! Сравнивая статистику смертности в двух родильных учреждениях, он сделал заключение, что причиной этого является неаккуратность врачей, которые после вскрытия трупа беззаботно направляются оперировать больных, исследовать рожениц, принимать роды нестерильными руками и в нестерильных условиях.
Один из учеников Земмельвайса через 13 лет после открытия истинных причин родильной лихорадки писал: «Анатомический театр является единственным местом, где студенты могут встречаться и проводить время в ожидании вызова в акушерскую клинику. Чтобы убить время, они нередко занимаются на трупах или с препаратами... А когда их вызывают в клинику на противоположной стороне улицы, они отправляются туда, не проделав никакой дезинфекции, часто даже просто не вымыв руки... При таком положении роженицы могут с тем же успехом рожать прямо в морге. Студенты переходят улицу, вытирая руки, еще влажные от крови, носовыми платками, и прямо идут обследовать рожениц... Вполне понятно, почему на собрании врачей клиники медицинский инспектор Граца воскликнул: «В сущности говоря, акушерская клиника представляет собой не что иное, как учреждение для массовых убийств...». По статистике, с введением патологической анатомии как обязательной дисциплины смертность от родильной лихорадки повысилась в клиниках в пять раз, и эти данные имелись у Земмельвайса.
Несмотря на всю очевидность происходящего, само по себе предположение Игнаца было настолько неожиданным, не вмещающимся в рамки тогдашних канонов медицины, что о проверке его теории не могло быть и речи. А без подтверждения эксперимента эта гипотеза в те времена казалась наивной и иррациональной. Однако, по сути, к моменту появления Земмельвайса в клинике условия для эксперимента уже были созданы. Клиника была разделена на два отделения, в одном практиковались студенты, в другом – акушерки. На занятиях студенты препарировали трупы, а акушерки занимались на муляжах. Там, где проходили практику студенты, смертность стабильно была много выше, чем в отделении, где работали акушерки. И молодому врачу с его пытливым умом и непредвзятым отношением к работе оставалось лишь отметить и проанализировать этот факт.
Его догадки подтвердились благодаря случайности. В конце 1846 г., после новой волны смертности, клинику посетила очередная официальная комиссия. Проверяющие, не зная истинных причин заболевания, приняли решение, которое с точки зрения царивших тогда представлений о болезни было абсолютно абсурдным, но именно оно стало доказательством правоты Земмельвайса. Было предложено вдвое уменьшить количество практикующих в клинике студентов-иностранцев, поскольку их подозревали в грубом обращении с женщинами во время обследования. В результате смертность за три месяца снизилась в семь (!) раз.
Свою теорию Игнац решил подтвердить экспериментально. Вместе со своим другом доктором Lautner`om, ассистентом Рокитанского, он произвел девять опытов на кроликах, вводя им в кровь выделения из матки заболевших рожениц. В результате все кролики погибли.
Точки над «i» расставила смерть близкого друга Земмельвайса профессора судебной медицины Якоба Колетшки (1847). Его случайно ранил скальпелем студент при проведении вскрытия – профессор тяжело заболел и вскоре умер. Один из биографов Земмельвайса писал: «Смерть Колетшки Земмельвайс перенес исключительно тяжело. Но на него подействовала не столько сама смерть друга, сколько тот факт, что он умер от ранки, порезавшись при вскрытии трупа; причем, что очень важно, трупа женщины, умершей от родильной лихорадки. Поэтому Земмельвайс решил тщательным образом изучить протокол вскрытия трупа Колетшки». Вскрытие показало точно такую же картину, как и вскрытия женщин, умерших от родильной лихорадки. «В том возбужденном состоянии, в котором я тогда находился, – вспоминал Игнац, – мне вдруг с неопровержимой ясностью пришло в голову, что болезнь, от которой умер Колетшка, идентична той, от которой на моих глазах умерло столько женщин... Эти мысли преследовали меня и днем, и ночью... Постепенно стала выкристаллизовываться уверенность в том, что его смерть и смерть многих сотен женщин, сведенных в могилу родильной лихорадкой, имеет одну и ту же причину... Заболевание и смерть Колетшки были вызваны трупными веществами, занесенными в кровеносные сосуды... И здесь передо мной неизбежно возник вопрос: а разве не может быть так, что женщины, погибшие от этой же болезни, заболевали именно при попадании трупных веществ в сосуды? Ответ напрашивался сам собой: разумеется, да! Ибо профессора, ассистенты и студенты немало времени проводили в морге за вскрытием трупов, и трупный запах, очень долго сохраняющийся на руках, свидетельствует о том, что обычное мытье рук водой с мылом еще не удаляет всех трупных частичек. Чтобы обезвредить руки полностью, я начал использовать для мытья хлорную воду». Он писал своим коллегам: «Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком поздно…».
В мае 1847 г. Игнац Земмельвайс ввел в родильном доме обязательную обработку рук раствором хлорной извести перед осуществлением родовспоможения. По его настоянию антисептической обработке стали подвергаться также все инструменты и принадлежности. Иоханн Клейн скептически отнесся к этому нововведению, однако возражать не стал. Результаты его очень скоро дали о себе знать. Так, уже в первый месяц после внедрения правила о мытье рук смертность рожениц в акушерской клинике упала в несколько раз.
Земмельвайс намеревался представить эти результаты в виде специальных таблиц. Однако Клейн запретил ему публиковать статистику снижения смертности при внедрении стерилизации рук, отметив, что посчитает такую публикацию доносом.
Примерно через год в этой клинике произошел новый ужасный случай. Разрешения от бремени ожидали тринадцать женщин, лежавших в одном ряду. Казалось, им ничто не угрожает, поскольку персонал теперь привык тщательно мыть руки. Тем не менее двенадцать женщин умерли одна за другой. В живых осталась только та роженица, с которой молодой врач начал обход. Позже он вспомнил, что у пациентки был нарыв, к которому он прикасался руками при обследовании, а после поочередно обследовал остальных женщин. Земмельвайс предположил, что причиной заболевания и смерти ражениц могло стать гнойное воспаление. Тогда он распорядился применять дезинфекцию рук перед обследованием каждой новой пациентки. В результате в 1848 г. в клинике, где он работал, примерно из трех с половиной тысяч рожениц умерли только сорок пять.
Игнац Земмельвайс предвидел резонанс, который должно было вызвать его открытие, – ведь главной причиной болезни он объявлял самих врачей. Нетрудно было догадаться, как отнесутся к этому коллеги. Поэтому поначалу он хотел внедрить свой метод наиболее деликатным путем – через частные письма во все известные ему клиники Европы. Лишь после завоевания признания его идеи должны были стать доступными широкой публике.
Земмельвайс и его ученики стали посылать письма в различные европейские родильные дома с описанием новой методики и результатов ее применения, а также обратились к ученым с мировым именем – Вирхову, Симпсону и др. К сожалению, это лишь вызвало раздражение в медицинских кругах. В глазах мировой профессуры он был молодым и малоопытным провинциальным врачом, слишком мелкой фигурой для того, чтобы учить и, более того, чего-то требовать. Кроме того, его открытие резко противоречило большинству тогдашних теорий. Именно поэтому его письма не производили на мировую медицинскую общественность практически никакого действия. В сущности, все оставалось по-прежнему: врачи не дезинфицировали руки, пациентки умирали, и это считалось нормой.
Открытие Земмельвайса, по сути, являлось приговором акушерам всего мира, продолжавшим работать старыми методами. Оно превращало врачей в убийц, своими руками в буквальном смысле заносящих инфекцию. Это и явилось основной причиной, по которой методика Земмельвайса была резко и безоговорочно отвергнута. Несмотря на то, что смертность в клинике резко снизилась, в 1849 г. место ассистента профессора Клейна занял Карл Браун, приверженец «атмосферно-космической» теории родильной горячки; Игнац Земмельвайс за «вызывающую деятельность» был уволен.
Специально для получения права преподавания в медицинской школе Земмельвайс выступил с двумя публичными лекциями о родильной горячке, которые были восприняты с большим интересом на заседаниях общества венских врачей под председательством Карла Рокитанского. По мнению самого автора, наконец-то он сам «созрел» для того, чтобы лично сделать официальное сообщение о причинах родильной горячки и мерах ее профилактики. К сожалению, несмотря на огромный успех, в медицинской печати это событие было освещено крайне негативно.
В это же время Игнац подал прошение на место доцента по акушерству. Ответ затянули благодаря противодействию профессора Клейна. И только в октябре 1850 г. ему присвоили звание приват-доцента. Однако само назначение сопровождалось различными ограничениями и происходило в условиях продолжающейся травли и критики его взглядов на происхождение родильной горячки. Согласно изданному министерством образования циркуляру, приват-доцент имел право преподавать акушерство студентам только на манекене (фантоме). Это было совершенно справедливо воспринято доктором как очередное оскорбление.
Испытывая большие финансовые затруднения, Земмельвайс был вынужден покинуть австрийскую столицу и вернуться в Пешт.
В Венгрии Игнац застал еще более реакционную среду, чем в Вене. Однако несмотря на неблагоприятную для человека либеральных взглядов политическую атмосферу, в мае 1851 г. он сумел получить весьма почетное место руководителя акушерской клиники в Пештском госпитале Св. Роха. Когда Земмельвайс принял эту клинику, эпидемия родильной горячки была там в самом разгаре. Но благодаря принятым им мерам очень быстро материнская смертность снизилась до уровня 0,85%, в то время как в Вене и Праге этот показатель составлял 10-15%.
Постепенно жизнь Игнаца вошла в спокойное русло. Он женился. Один за другим родились пятеро детей. Проблем с содержанием большой семьи у него не возникало, поскольку выручала весьма обширная частная практика. Его идеи в Венгрии были приняты и даже поддержаны на правительственном уровне. Во все клиники были направлены циркуляры с указанием о необходимости введения профилактики родильной горячки по Земмельвайсу. Впоследствии он даже получил приглашение из Цюриха возглавить кафедру акушерства. Однако отвергшая его Вена по-прежнему была холодна и агрессивна по отношению к нему.
В 1855 г. Игнац Земмельвайс получил место профессора Пештского университета. Вскоре метод стерилизации рук хлорной известью был с успехом внедрен в родильном доме при университете. Ученый публикует в европейских журналах серию статей, посвященных родильной горячке и методу ее профилактики. В 1861 г. выходит его монография «Этиология, сущность и профилактика родильной горячки». Книга сумела убедить лишь немногих, целый ряд выдающихся медиков остался противником нового учения. Более того, они открыто критиковали его теорию как несостоятельную и не имеющую научного подтверждения.
В период 1861-1862 гг. профессор Земмельвайс написал пять открытых писем, которые адресовались самым знаменитым врачам-акушерам разных стран, с разъяснением своей позиции и резкой критикой тех, кто отвергал его рекомендации. В этих публикациях он крайне резко отзывается о виднейших акушерах Европы того времени, называя их невеждами и безответственными убийцами: «...в 1864 г. исполняется 200 лет с тех пор, как родильная лихорадка начала свирепствовать в акушерских клиниках, – пришла пора положить этому конец. Кто виноват в том, что через пятнадцать лет после появления теории предупреждения родильной лихорадки рожающие женщины продолжают умирать? Не кто иной, как профессора акушерства». В последнем открытом письме автор угрожал, что обратится ко всему обществу с предупреждением об опасности, которая исходит от акушеров, не моющих свои руки перед исследованием беременных женщин.
Ученых, к которым обращался Земмельвайс, шокировал его тон. Многочисленные оппоненты не заставили себя долго ждать. В европейских журналах вышло несколько негативных отзывов в адрес его книги, против самого новатора восстали все светила медицинского общества Европы. Для опровержения его теории активно использовались фальсификация и подтасовка фактов. Некоторые врачи, вводя у себя в клиниках «стерильность по Земмельвайсу», не признавали этого официально, а в своих отчетах снижение смертности объясняли внедрением собственных теорий, например улучшения проветривания палат. Были и такие специалисты, которые подделывали статистические данные. А позже, когда теорию Земмельвайса начали признавать, естественно, нашлись ученые, оспаривавшие приоритет открытия.
Окончательный ее разгром был устроен на Общегерманской конференции врачей и ученых-натуралистов. К сожалению, среди наиболее яростных критиков идей Земмельвайса был и великий реформатор Рудольф Вирхов.
За всю жизнь Земмельвайсу не удалось добиться ничего, кроме отчуждения и озлобленности коллег. Упрямый и непоколебимый ранее дух был сломлен. Постепенно он перестал интересоваться вопросами материнской смертности, потерял интерес к работе в клинике, у него развилась депрессия. В 1865 г. он был окончательно признан безнадежно душевнобольным и помещен в частную психиатрическую клинику, где по официальной версии умер через две недели от генерализованного сепсиса.
О докторе Игнаце Филиппе Земмельвайсе написано довольно много биографического материала, однако истинные драматические обстоятельства его смерти не были известны вплоть до 1979 г. После тщательного исследования архивов было установлено, что он действительно в течение нескольких лет страдал психическим заболеванием. Имеются сведения, что его коллега по Пештскому университету Янош Баласса составил документ, согласно которому было рекомендовано направить Земмельвайса в психиатрическую лечебницу. 30 июля 1865 г. Фердинанд Риттер фон Гебра обманом завлек его посетить сумасшедший дом в Лазаретгассе под Веной. Когда Земмельвайс все понял и попытался улизнуть, сотрудники лечебницы избили его, надели на него смирительную рубашку и поместили в темную комнату. В качестве лечения ему прописали слабительное и обливания холодной водой.
На фоне обострения заболевания он был жестоко избит медицинским персоналом. По некоторым данным, доктор Земмельвайс скончался именно от повреждений и травм, нанесенных ему в результате побоев (Nuland S.B. 1979).
Незадолго перед тем, как попасть в сумасшедший дом, во время одной из последних своих операций Земмельвайс порезал палец правой руки. После панариция у него развился абсцесс грудных мышц, прорвавшийся в плевральную полость. Он скончался 13 августа 1865 г. в возрасте 47 лет, проведя последние дни своей жизни в лечебнице для душевнобольных. При вскрытии у него была обнаружена водянка головного мозга, которая могла возникнуть и вследствие черепно-мозговых травм, полученных во время «лечения». На похоронах Земмельвайса не присутствовали ни родственники, ни его коллеги по Пештскому университету.
Окончательно и повсеместно учение Земмельвайса получило широкое признание только после его смерти. Более того, долгое время врачи, применявшие методику стерилизации рук и хирургических инструментов хлорной водой, старались не афишировать этого, чтобы не навлечь на себя гнев медицинской профессуры.
Земмельвайс сделал открытие, разработал и подтвердил свою теорию и отчасти успел внедрить ее при жизни. Своими письмами и монографией он заставил врачебный мир помнить о необходимости предоперационной дезинфекции рук, и внедрение метода, которое происходило уже после его смерти, было фактически подготовлено всей его жизнью.
Многие исследователи обвиняют Земмельвайса в медлительности и нерешительности – на протяжении 11 лет он не опубликовал никаких материалов. Но было ли это медлительностью? Ведь помимо того, что он руководствовался профессиональной этикой, все это время он проверял и перепроверял себя прежде чем опубликовать свои рекомендации. Эти годы проверки не были для Земмельвайса непредвиденной задержкой на пути к славе. Это было время очень плодотворного кропотливого труда. Он готов был тратить и время, и деньги, лишь бы научный мир прислушался к нему. Немецким врачам, например, он предложил организовать за свой счет семинар, на котором он смог бы обучить их своей методике, но коллеги отказались. Характерно также то, что дольше всех сопротивлялись нововведению именно врачи пражской школы, у которых смертность была самой высокой в Европе.
Две сотни лет лучшие умы медицинского мира Европы изыскивали способы борьбы с родильной лихорадкой. От методики обработки рук раствором хлорной извести до идеи общей антисептики оставался лишь один шаг, и шаг этот сделал английский хирург Джозеф Листер только через 18 лет после открытия Земмельвайса. В 60-х годах Листер независимо от Земмельвайса разработал методику антисептической обработки рук, хирургических инструментов и раневых поверхностей карболовой кислотой (фенолом) и опубликовал свои первые статьи по этой теме в журнале Lancet. Методика Листера также встретила сопротивление в ученых кругах. Но так как он обладал большим влиянием и хорошими связями, то вскоре антисептику стали широко практиковать по всей Европе. Через пять лет после открытия общей антисептики Листер уже был в зените славы. То, на что Земмельвайсу не хватило жизни, Листеру удалось достичь за пять лет.
Сегодня трудно представить себе медицину без антисептики. Казалось бы, ее необходимость доказана не только современными научными знаниями, но она происходит даже из представлений об элементарной человеческой чистоплотности. Тем не менее в свое время внедрение методики Земмельвайса вызвало жесточайшее сопротивление со стороны научного сообщества. Потребовались десятилетия тяжелейшей борьбы. Доктору Земмельвайсу эта борьба стоила жизни.
В 1891 г. тело Игнаца Земмельвайса перевезли в Будапешт. На пожертвования врачей всего мира в 1906 г. ему поставили памятник, надпись на котором гласит: «Спаситель матерей».
Подготовила Ольга Жигунова